Ее улыбка. Тайна улыбки раскрыта!

Тихий, задумчивый рассвет… Осень. В прохладном воздухе стынет прощальный поцелуй лета и крики перелетных птиц заставляют сжиматься сердце и биться чаще, то ли ожидая чего-то, то ли жалея о чем-то ушедшем.
Такое замечательное утро, утро, когда сознание Леонардо вовсю топало дорогами Страны Фантазии, было бесцеремонно прервано и превращено в день протяжным воплем:
- Эге-гей, панночка! Куды идешь-то? Какая-такая модель?
Леонардо, чье выныривание в реальность, сопровождалось мучительной гримасой, поневоле начал прислушиваться к диалогу во дворе. Там, судя по всем, состоялся короткий оживленный диалог, в следствии которого, вопрошающий получил удовлетворяющий ответ. О чем и не замедлил сообщить всему миру:
- А-а-а-а-а, ну так бы и сразу –мол к барину вашему, на стуле сидеть. Проходи, красавица. Глаша! Эй, Глашка, а ну проводи гостью Пущай, пока пан Леонид подымуццо, в людской посидит, кофею там налей ей.
Леонардо вскочил. О Боже, это же была Она, как он мог забыть. Его Муза, Образ Чистой Красоты и невинности… Она пришла все же! Вчера, засыпая, Леонардо не был уверен, что она придет и готов был попрощаться с ней, как с видениями иных дев, приходивших к нему в абсентовом угаре. Однако же, она была не видением, а вполне материальной женщиной (Женщиной!) и Леонардо вдруг понял, что он нервничает. С чего же начать? Показать чертежи? Разработки парашютов? Или сразу приступить к рисованию, ничем не выдав своего смятения? Пожалуй, лучше сразу начать рисовать. Заказчик уже изрядно торопил, да и присмотреться к ней можно будет в процессе.
Он вскочил и начал одеваться. Сам. Не хватало еще, чтобы ему помогала Глафирья, его новая домоправительница, которая, вместе со своим мужем, Пархомом, непонятно откудасвалилась на его многострадальную голову. Странная парочка, Леонардо мог бы о них долго и много рассказывать. Но сейчас – не об этом.
Когда Леонардо спустился в гостиную, прошло уже более получаса. Глафирья как раз убирала со стола, одновреммено размахивая полотенцем, выгоняя какой-то дым из гостиной, а гостья чинно сидела, слегка навалившись такой приятной грудью на столешницу, смотрела в свое отражение в боку самовара и слегка улыбалась.
- Сударыня! – начал Леонардо, стараясь громкостью обращения скрыть свое смятение.
Сударыня вздрогнула и резко повернула голову. –
- А? А, о да, месье! Эксуз муа, прошу пардону! – она улыбнулась и, как показалось пораженному Леонардо, слеша гыгыкнула. – Завтыкала чо-то…
- Э-э—э, да. Доброе утро – сказал Леонардо, близоруко щурясь. – Вы пришли, и я рад этому. Мы можем сразу приступить к работе?
- Да. – с запинкой, но твердо ответила гостья, поднялась и вопросительно посмотрела на Леонардо.
Он галантно, предложив ей руку, проследовал с ней в мастерскую.
А что дальше? Дальше была работа. Леонардо работал как никогда, казалось свет Солнца, проникая в стекла гостиной, проникал в Леонардо и выходил из его глаз, мазками краски ложился на дерево. Это был Полет, никогда еще ему так легко не давались портреты. Лишь одно смущало Леонардо – его гостья все время молчала, только улыбалась как-то непонятно. И эту улыбку, так и не поняв ее тайну, ее происхождение гениальный художник перенес на полотно.
Не смог он только перенести свое недоумение ее вопросом, который она задала в самом конце:
- Слышь, борода, а чипсы-то у тебя есть?
После чего она вскочила и почему-то быстро ушла на кухню, где Глаша вовсю громыхала посудой и откуда неслись такие восхитительные запахи…